Радуга в моём саду 2020. Новая жизнь.

[Tiffany 81 865]

Предзимье. Тускло и тоскливо.

Нет листьев. Но и снега нет.

И блеклым кажется весь свет.

Заря сиреневым отливом

на небе оставляет след.

 

И грустью полнятся страницы,

минорит за строкой строка.

Печаль наводят облака.

Лишь по утрам засеребрится

на ветках иней. А пока…

 

Все скучно. Буднично. Уныло.

Скорее бы мороз и снег!

Зимы узоры на стекле…

Чтоб серость снегом отбелило…

Как лист бумаги на столе…

 

Татьяна Легкодимова

 

[Tiffany 81 865]

Сегодня праздник у братьев наших меньших, которые дарят нам свое тепло, приносят в нашу жизнь радость и меняют нас. Всемирный день домашних животных (World Pets Day).

Если праздника нет, его надо придумать!
И добрые, очень ответственные люди такой праздник учредили в одном из прекраснейших городов мира – итальянской Флоренции. Девизом World Pets Day  стали слова Маленького принца «Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил».  Именно домашние животные учат нас любить, помогать в беде, нужде... человек, любящий животных не способен на злобу, жестокость к себе подобным.

Сегодняшний праздник- это повод купить своему любимцу чего-нибудь вкусненького или новую игрушку, лишний раз погладить его. А для кого-то это  решение  завести нового питомца. И, конечно, не надо не забыть о тех четвероногих, что мерзнут сейчас по подвалам и улицам, брошенные на дачах, голодные и никому уже не верящие.

[Tiffany 81 865]

 

И послал Бог на Землю Кошку, потому что одному ему с людьми не справиться...
Создал Бог Землю, заселил... Умаялся и лег спать. Проснулся, потянулся, глянул на плоды трудов своих, выронил бутерброд и перекрестился!
- Господи! Люди то расплодились, как тараканы!!! И все что-то просют и просют... Не маленькие уже, пора бы и самим что-то делать.
Через некоторое время Бог понял, что что-то идет не так, не справляется он. И позвал Бог Кошку...
- Помогай! Не справляюсь, - обратился Бог к Кошке.
- А чё сразу я? - фыркнула Кошка.
- Смотри сама... Вот просят у меня люди. Я даю... А получается, что лучше бы не давал. Это племя умоляло об удачной охоте. Сделал... Так племя разленилось и вымерло. А вот до этого племени очередь не дошла – глядь, а они уже с голодухи земледелием занимаются, города понастроили.
Тетка одна уж слезно умоляла о красоте. Ну дал... Так она всех мужиков перессорила, война из-за нее началась. Короче – тьфу, одно расстройство.
Сами, глупые, не понимают, чего хочут... Ну, а я – тем более. Их много, а я один. Помогай Кошка, без тебя никак. Копытных в дом не пускают, собаки слишком уж привязаны к людям – обманывать меня будут. А я, смотрю, тебя одомашнивать начали. Внедрись к ним в дом и мне все рассказывай. Кому надо помогать, а кому не требуется. Ты же честная?
Кошка смотрела на Бога наичестнейшими и ясными глазами. А какими им еще быть, ведь она только что стащила с божьего стола вкуснейший кусок сыра и никак нельзя было допустить, чтобы он ее заподозрил.
- А связь как держать будем? - Кошка, в принципе, была не против – ей всегда нравилось наблюдать.
- Так у тебя же встроенный передатчик есть, сейчас я его настрою.
И Бог начал поглаживать мурчащую кошку...
- И да, проведи там для меня несколько тестов. Вот список. Диссертацию писать буду по человековеденью. Закончу – на повышение пойду...
И вот теперь тестирует нас Кошка, не покладая лап. На сострадание – появляясь у нас на пути в виде бездомной, голодной и жалкой.
На терпение – это обязательный пункт. Когда точит где не надо коготки, ходит мимо лотка и всячески шкодничает. А потом она прячется и анализирует данные...
На любовь – когда стареет или болеет. Способны ли мы вообще кого-то любить, кроме себя. Способны ли мы на заботу...
Изучает пределы жестокости, когда отдает себя в руки к нелюдям, хотя может их уничтожить мгновенно. На такой душе ставится черный крест и Бог понимает, что этот род продолжаться не будет. Их сыновья, внуки, дочери, страдая от бесплодия, обойдут все храмы и всевозможных врачей, не догадываясь, что виной был их предок, не прошедший простейший тест.
Кошка очень ответственная и наблюдает за человеком везде. А как вы думали! Даже в туалете от ее изучающего взгляда не скрыться! И нечего закрывать от нее двери – научный работник должен иметь доступ в любое помещение.
Иногда кошка обновляется и получает новые инструкции. Обычно это случается под утро или вечерами. Обновлений много и их нужно утрясти. Не знали? Вечерне-утренние тыгыдыки это не просто так, это обновляется информация.
Систематизировав данные, Кошка передает их Богу, включая свой уже старенький и дребезжащий передатчик. Его давно уже пора заменить, но почему-то его звук так понравился человекам, что Кошка запретила Богу его менять. Новые технологии – это, конечно, хорошо, но если человек уже приучен к мурчанию, то пусть уж будет. А то так и спугнуть можно, века трудов пойдут насмарку.
Когда кошка мурчит рядом с Вами, прислушайтесь. Может быть, Вы расслышите то, что рассказывает о Вас кошка. Хотя Вы и так знаете, что...

[Tiffany 81 865]

Вчера и сегодня в дневнике у Наташи говорили про супницы.  У каждого были свои мысли на этот счёт.

Есть в жизни умные, литературно одарённые людей, которые вместо тебя выскажут твои собственные сокровенные мысли и чувства. Среди них  Илья Аронович Забежинский, у которого среди прочих рассказов есть рассказ под названием «Супница». Этот рассказ обошел весь русскоязычный интернет. Его перепостили на сотне сайтов. И даже перевели на болгарский язык. Для моего поколения каждое слова в рассказе- погружение в ту счастливую пору детства.

[Tiffany 81 865]

СУПНИЦА

В последних кадрах истории под названием «Москва слезам не верит» наблюдаю, как Алентова наливает Баталову суп из супницы. Дело происходит на кухне.

Женщина, ответственный работник, не умеющая готовить! И вдруг супница. Шепчу про себя: «Не верю».

Задумываюсь. Наливаю сто граммов тутовой. Вздыхаю. Выпиваю. Сажусь в кресло. Грустно гляжу на клавиатуру.

Когда в наших сервизах была супница...

Может быть, помните, в каждом столовом сервизе в 60-70 г.г. была супница. У нас был чешский сервиз на 12 персон, с желтыми такими тонкими цветами и зелеными с золотом листьями. Родители поженились в шестьдесят шестом и сразу купили его. Да, и вот супница в том чешском сервизе тоже, разумеется, была. И даже была, кстати, масленка с крышкой, салатники, блюдо и разные соусники.

Мама, вообще, сразу же переменила у отца в доме все хозяйство. Папа был старше мамы на тридцать шесть лет. Но молодость побеждала.

Она повыбрасывала старую мебель. В печку пошел старый дореволюционный ореховый гарнитур. Я застал только обеденный стол от него, на ножках в виде львиных голов. Но стол пылился на веранде, на даче. Его всерьез никто уже не воспринимал. На нем в августе чистили грибы, а в остальное время складывали всякий хлам. Львы грустно доживали свой век среди дачных развалин.

А в городскую квартиру купили новую мебель. Полированную. Это с гордостью, знаете, произносилось: «Полированная мебель!»

Полированный секретер купили (елки-палки, современные дети не знают уже такого слова). То есть это был такой книжный шкаф со стеклянными двигающимися дверцами. За дверцами стояли классики, в основном, в виде многотомных собраний сочинений. Вначале, помню, меня радовали там Алексей Толстой и Вальтер Скотт. Позже я обнаружил там Хэма и Джека Лондона.

И еще там была деревянная дверца, которая открывалась вниз, образуя стол, за которым можно было работать. Он, собственно, и назывался «секретер». Папа хранил за этой дверцей черный с хромом «Ундервуд», перепечатывал на нем вечерами свои стихи и безнадежные письма в редакции.

«Тук-тук» щелкал «Ундервуд» по синей ленте, «тук-тук-тук».

— Иля, не трогай пишущую машинку!

Купили два кресла с полированными деревянными ручками. Блестящие такие ручки! С четко выполненными прямыми углами! Позже, когда мне подарили перочинный нож, первое, что я сделал — вырезал на этих четких полированных углах несколько глубоких зазубрин. В тот момент это была единственная возможность немедленно испытать новый ножик на остроту.

Купили тогда же сервант (еще одно слово, уходящее в забвение). Сервант, разумеется, тоже полированный, в котором за такими же стеклянными дверцами на стеклянных полках стоял тот самый сервиз. В серванте тоже была деревянная откидная дверца. Но поменьше и повыше. За ней находилась таинственная область, стенки которой были украшены зеркалами. В зеркалах отражались бутылки вина и хрустальные фужеры. Вино отец обычно покупал марочное крепленое, в зеленых бутылках с красочными этикетками с золотыми тиснеными медалями. Коньяк — армянский пять звезд и тоже с медалями. Бутылка «Столичной». Бутылка «Посольской». Шампанское. Вообще, бутылок всегда было с десяток или больше. И все это, и бутылки, и фужеры, играло и искрилось на свету. Искры также в зеркалах и бутылках отражались.

Область эта таинственная называлась «бар». И связана она была в моем детском сознании всегда с праздником. Родители без повода туда не лазили. Если открывался бар, значит, придут гости. Будут интересные разговоры и вкусная еда. Очень вкусная еда.

— Илюша, помоги-ка нарезать салат!

Еще купили родители в прихожую полированный трельяж и в мою комнату — полированный шкаф. На трельяже стояли духи «Красная Москва» — запах, казавшийся мне лучшим в мире. А косметики никакой, представьте, на нем не бывало. Папа со смехом рассказывал маме, как друзья говорили ему на ухо:

— Ах, Арон Захарыч, хорошую ты нашел себе жену, скромную. Молодая, а глаза не мажет.

Это про трельяж. А вот в полированном шкафу висела новая каракулевая шуба, в моем детском восприятии изрядно проигрывавшая маминой старой шубке из кролика. Кролик был пушистый, его было приятно гладить. А еще на полке лежала коробочка с чешской бижутерией. Мама никогда эти штуки не надевала. Но красивее тех чешских брильянтов в золоте, скажу я вам, не видывал я нигде!

Помню, что когда из Омска приезжала мамина родня, бабушка с дедом, тетки или дядьки, шкаф превращался в «шифоньер», трельяж — в «трюмо». Фужеры в серванте становились «фужорами», а сам сервант — «буфетом». Для меня, шестилетнего ленинградского сноба, это была полная дичь. Только вечная угроза маминых затрещин заставляла меня молчать.

— Илья, лучше остаться безграмотным, чем делать замечания старшим. Ужаснее этого ничего не придумать!

И стол еще был тогда куплен в большую комнату полированный. Такой залитый толстым слоем лака раздвижной обеденный стол. Ужасно блестящий, как зеркало. И я долго бродил вокруг него, побеждая соблазны. Но однажды все же не победил. Нацарапал на нем иголкой слово «дурак». Потому что на таком блестящем невозможно было не нацарапать.

— Илья, вот постой в углу и подумай!

Это был исторический угол, в коридоре возле туалета. Ох, сколько там было передумано.

И вот за этим раздвижным полированным столом устраивались семейные обеды по праздникам или просто в воскресенье.

Приходили родственники, друзья.

Приходил старинный папин товарищ Лев Иосифович Бронь с молодой женой Катей. Ну, то есть, Льву Иосифовичу было к шестидесяти. Он был папин ровесник. Но он был маленький, лысый и оттого — старик. А Кате лет сорок пять. Она была в брюках (ого!), и волосы у нее были рыжие от хны и кудрявые от бигудей. Я вообще не понимал, почему Катю шепотом называли все молодой. По мне, вот мама моя в свои двадцать четыре была молодая, а Катины сорок пять — это была уже совершенная старость. Но взрослые утверждали, что она молодая, так и прилипло.

Приходил папин начальник, грузин, Зураб Шалвович, невысокий, плотный, с забавным певучим акцентом. Он бывал с семьей — женой Натэллой и сыном. Сына их тоже звали Илья. Зураб Шалвович учил меня говорить «ура» по-грузински. Поскольку буква «р» у меня никак не получалась, а на демонстрации, сидя у папы на шее, кричать его очень хотелось, он советовал мне кричать по-грузински «ваша!». Я до сих пор не знаю, так это или нет. Сколько ни встречал грузин с тех пор, все время забывал спросить.

— Илюшка, ну-ка скажи «ваша-а-а-а»!

Приезжала из Кишинева папина сестра тетя Берта, высокая и красивая, как папа. Тете Берте категорически не нравилась эта история про папины пятьдесят пять и мамины восемнадцать. Категорически. Каждый раз она с подозрением вглядывалась мне в лицо, подробно изучала его, но, в конце концов, выносила оправдательный приговор:

— Нет, все-таки очень похож на Арончика. Вылитый папа!

Приходил сын тети Берты, тоже Илья, к своим тридцати пяти годам — доктор физмат наук. Чтобы стать доктором ему удалось поменять в документах отчество «Исаакович» на «Иванович». Помогло. Илья Иванович жил в Питере и приходил часто. С папой они играли в шахматы.

Приходил папин старший сын Борис с женой и дочкой, мой брат по отцу, старше меня на двадцать пять лет. Из-за проблемы с буквой «р», я звал его «дядя Боля, мой блять». Все почему-то смеялись.

Приходил Борин тесть Самуил Максимович Залгаллер, статный такой, широкоплечий, с шевелюрой зачесанных назад седых волос. Он даже не приходил, а приезжал, на трофейном черном с хромом мотоцикле BMW с коляской. В моих детских впечатлениях, что-то его роднило, этот мотоцикл, с папиным «Ундервудом». Что-то было у них общее.

— Илюша, прими у Самуила Максимыча краги.

И я нес к тумбочке эти грубые кожаные мотоциклетные перчатки, пропахшие бензином, ветром и потом. И думал, что никогда я не буду таким дураком, чтобы ездить на мотоцикле.

Еще приходила мамина подруга Раечка с другом Аркашей. Раечка была высокая, крутобедрая такая, с шиньоном и частоколом черных колючих шпилек. А Аркаша — щупленький, замухрышный какой-то, с большим носом и слушался ее во всем. Он потом в Израиль уехал, а Раечка осталась тут, приходила одна, плакала.

В доме, вообще, часто бывали люди, собирались застолья. Гостей принимали, гостям были рады, умели вкусно и добротно готовить и любили гостей потчевать. Это понятие тоже, по-моему, ушедшее, или уходящее. Не просто «я вам поджарю мясо», например, или «чаю налью». А вот я вам приготовлю много и разное и от души, и стану весь вечер с удовольствием вас этим потчевать.

Знаете, я помню этих неторопливых людей семидесятых. Неторопливые речи. Неторопливые умные тосты. Неторопливые домашние такие шутки.

Это были люди особой закваски. Они выросли в голодные двадцатые. В начале тридцатых они пошли в ВУЗы, потому что знали, что только так они смогут подняться из бедности. Потом пришла война и поломала все их планы. Они не были особыми героями. Но четверть века назад они победили, потеряли почти всех близких, и сами остались живы, чему удивлялись потом чрезвычайно. Все это время после войны они тяжело и честно трудились и были уверены, что они заслужили теперь хорошую жизнь.

Знаете, у них была какая-то особая стать. Они были подтянуты. Они хорошо танцевали. Они умело ухаживали за женщинами. У них, кстати, была удивительно правильная интеллигентная речь, несмотря на провинциальное происхождение. И все эти многотомные собрания сочинений они, между прочим, честно прочитали. Могли за столом декламировать Лермонтова, Есенина, или Некрасова. Симонов был им свой, его стихи были частью их жизни.

Они приходили, хорошо одетые. В костюмах мужчины. Жены их — с высокими прическами, в хороших платьях. Мужчины отодвигали своим дамам стулья, усаживали их. Потом уже садились сами, устраивались за тем полированным раздвижным столом, где под скатертью нацарапано было на углу «дурак». Клали скатерть себе на колени. Повязывали салфетки.

Стояло на этом столе три тарелки у каждого: широкая, на ней — салатная, а сверху — глубокая. А рядом еще пирожковая тарелка.

А рядом с тарелками лежали тяжелые мельхиоровые приборы, которые я должен был начистить к приходу гостей содой до блеска. Ложка лежала столовая справа и три ножа. А слева — две вилки. Это были приборы для салатов, для горячего и еще один нож был рыбный.

И льняные салфетки лежали каждому гостю, под цвет льняной же скатерти.

Фужеры и рюмки были хрустальные. Салатницы тоже хрустальные. И детей не пускали тогда за взрослый стол. Потому что это было им неполезно.

— Иля, что ты тут делаешь? Иди книжку почитай!

И вот я помню, как мама подавала в той супнице гостям суп. Когда с супницы снималась крышка, все понимали, что это куриный бульон, дымящийся куриный бульон, с домашней лапшой, кореньями и яйцом. Мы только вчера месили с мамой крутое тесто, раскатывали его деревянной скалкой на тонкие листы, а после нарезали лапшу широкими полосками. Никакая нонешняя паста не сравнится с той домашней лапшой. Никакая.

А к бульону, кстати, подавались еще маленькие пирожки с мясом и с капустой. Два пирожочка были заранее выложены каждому гостю на его пирожковую тарелку.

И помню, как маленький лысый Лев Иосифович Бронь, выпив рюмочку «Посольской», заедал ее ложечкой горячего душистого супа с лапшой и яичком, наклонялся к папе и, готовясь отправить маленький пирожочек в рот, шептал нарочито громко:

— Ох, Арончик, и хозяйка же твоя Люся! Ох, и хозяйка.

И подмигивал маме.

И видно было, что папе это чрезвычайно приятно, и маме это тоже приятно, а вот Кате, жене Льва Иосифовича — не очень.

— Иля, иди к себе в комнату, не слушай взрослые разговоры!

После супа, когда глубокие тарелки уносились в кухню, все принимались за салаты с закусками. Классическими были Оливье и кальмары с рисом и жареным луком. А еще крабы. Я застал, знаете, время, когда салат с крабами делали, между прочим, с крабами. Это было вкусно.

Шуба, разумеется, была тоже. Мама добавляла в нее зеленое яблочко. Это был такой семейный секрет.

А еще маринованные грибы стояли на столе. А еще фаршированные грибной икрой яйца. Вы закусывали когда-нибудь водочку фаршированными яйцами?

А прозрачнейшее заливное из белой рыбы с желтым в белом ободочке яичным глазком, алой морковочкой и зеленым горошком? Несколько листиков сельдерея украшали его. К заливному подавался хрен, который папа выращивал и готовил сам. Хрена было всегда два вида: в сметане и со свеклой. Каждый лежал в своей баночке из того же чешского сервиза. Из-под крышечки выглядывала малюсенькая позолоченная ложечка. Гости брали ложечкой хрен и накладывали его густым толстым слоем сверху на заливное. Густым толстым слоем.

Вообще, много было за столом рыбы. Папа работал в пищевом институте. Он был главным экономистом ЛенГИПРоМясомолпрома, что располагался в начале Московского проспекта, и ездил в частые командировки по всей стране. Поэтому на столе была красная рыба с Дальнего Востока, черная икра и осетрина с Волги, палтус и зубатка — из Мурманска или Архангельска.

Помню, как прилетал он с Камчатки с огромнейшей чавычей. Это было засоленное существо с хищной зубастой пастью и, притом, неимоверных размеров, значительно превышающих мой рост. Папа резал ее на куски, прошивал каждый кусок шпагатом и подвешивал в кухне под потолком, чтобы подвялилась. Огромные мясистые куски чавычи издавали какой-то совершенно неотмирный аромат. Это были запахи дальних странствий, штормов и нелегкого рыбацкого подвига. Я представлял этих грубых мужчин, которые в тяжелых робах, крепкими своими натруженными руками тянут многотонные сети полные огромной, сверкающей красной чешуей чавычей на палубу из океана. А ледяная волна бессильно разбивается об их решимость и мужество.

С тех пор, признаюсь, ничего даже отдаленно похожего на эту вяленую чавычу пробовать мне не приходилось. Подозреваю, что и вам тоже.

А еще мама пекла пирог с зубаткой. Тесто — слой лука — слой зубатки — слой лука — слой зубатки — тесто. И это, я вам скажу, — да. Пирог из зубатки — это да! Вкуснее вряд ли что-то бывает. И гости были со мною в этом всегда согласны.

Также бывали на столе нежнейшие паштет и форшмак. Оба блюда готовил отец. Делал это так, как готовила, наверное, еще его мама, погибшая в блокаду баба Сима. Он не крутил их через мясорубку, а долго-долго рубил сечкой в деревянном таком корыте. По сути, рубил все составляющие и, очевидно, одновременно взбивал их.

Когда с закусками заканчивали, убирались ненужные уже салатные тарелки и приборы, и в комнату вносилось главное блюдо праздника.

Это мог быть, разумеется, гусь с яблоками.

Гусь с антоновкой. А?!

Папа хранил антоновку на даче почти до следующего лета. Перед праздником мы отправлялись с ним на электричке в Мельничный Ручей, со станции шли пешком по дорожке мимо небесно пахнувших дегтем просмоленных шпал. Мимо заборов пустующих зимою соседских домов.

В промерзшем доме, пахшем отсыревшими обоями, лезли по скрипучей деревянной лестнице на чердак, откуда доставали пару закутанных в старые одеяла ящиков. Одеяла разворачивали. Под одеялами обнаруживались кипы стружки, в которую были надежно зарыты яблоки — отборная, без единого пятнышка, едва отливающая нежной зеленью антоновка. Папа брал яблоко и подносил мне к носу той стороной, где палочка:

— На-ка, подыши!

Антоновка пахнет антоновкой. Это единственный во Вселенной запах.

Или это могла быть пара уток, фаршированная кислой капустой. Или большой свиной запеченный окорок на кости, густо нашпигованный солью, перцем и чесноком. Это могла быть также и баранья нога, издававшая особый аромат бараньего сала, трав и морковки, с которыми она вместе тушилась.

Страшный совершенно наступал тогда момент, тишина опускалась: а кто же решится разделать принесенное блюдо? За дело брался папа, ловко управляясь большой двузубой вилкой и огромнейшим ножом, раскладывал куски по кругу под одобрительное мычание мужчин и слабое повизгивание осторожных женщин. Кстати, я не помню, чтобы хоть одно слово кто-нибудь произносил за тем столом и в те времена о фигуре или калориях.

После горячего обыкновенно танцевали. Недавно была куплена полированная опять же «Ригонда» — модная радиола Рижского завода ВЭФ. Ставили на нее пластинки. Не помню, чтобы слушали у нас в доме модные тогда ВИА. Помню, что был Оскар Строк, помню, что был еще Утесов, Марк Бернес.

Папа был похож на Бернеса. У меня и сейчас губы подрагивают, когда слышу:

Почему ж ты мне не встретилась,
Юная, нежная,
В те года мои далёкие,
В те года вешние?
Голова стала белою,
Что с ней я поделаю?
Почему же ты мне встретилась
Лишь сейчас?

Любовь пятидесятипятилетнего мужчины и восемнадцатилетней провинциальной девочки. Чьим воплощением стала наша семья. Любовь, которая закончилась через восемь лет папиной смертью.

— Иля, мальчики не плачут! Мальчики должны быть мужчинами!

Пока гости проводили время за танцами, мама уносила обеденную посуду и накрывала к чаю. Чашки были — знаменитые Ломоносовские «золотые ромашки». К каждой чашке с блюдечком давалась такая же золотая тарелочка и опять же тяжелые мельхиоровые чайные ложки.

Что ели на сладкое?

Король любого праздника — Наполеон и практически всегда — безе.

К приготовлению крема и безе привлекали меня: отделять белки от желтков, а после — взбивать вначале сами белки, а в конце уже белки с сахаром в ручной такой кремовзбивалке. Она так именно и называлась. Слова «миксер» тогда еще не было. А кремовзбивалка — это такая была литровая широкая банка, на которую накручивалась белая пластмассовая крышка с венчиками внутри и ручкой для кручения снаружи.

После того, как безе выпекалось, его выкладывали горкой, промазывая каждый слой заварным кремом, в который добавляли грецкие орехи. Все это чудо вносилось в комнату и, к радости сидевших за столом мужчин, громко оглашалось его название: Торт «Поцелуй Хозяйки». Мужчинам нравилось.

Чай пили неторопливо, нахваливали ту самую хозяйку, поднимали бокалы со сладким вином. Мужчины пили коньяк.

Допивали чай, начинали собираться. Хозяева старались гостей удержать. Гости потихонечку поднимались. Благодарили. Расходились.

Мы с папой носили посуду в кухню. Мама мыла, звенела тарелками. Потом наступала тишина. Мама вытирала мокрые руки передником.

— Илюша, спасть!

Родители за стенкой садились в кресла и обсуждали прошедший вечер. Вслушиваясь в их приглушенные голоса, я засыпал.

Та супница, знаете, долго потом продержалась в нашей семье. И даже сослужила нам некоторую особую службу. Когда через короткое время папа умер, и мы остались с мамой почти без каких-либо средств к существованию, однажды, приподняв зачем-то крышку, мама обнаружила в ней сто рублей — заначку, которую папа оставил, уходя последний раз из дома в больницу.

Интересно, что должно случиться, чтобы мы снова начали подавать суп в супнице? Дети наши, еще более торопливые, чем мы, точно не станут. Может быть, внуки?

Сейчас этих людей из семидесятых нету уже в живых. Остались только мы. Которые сами были тогда детьми. Которых родители не пускали тогда за стол, потому что это было для нас неполезно. И я, знаете, когда принимаю нынче гостей, нет-нет, да и скажу особый тост за детей. В том смысле, что давайте выпьем за них. Чтобы им было потом, что вспомнить и о чем всплакнуть. Потому что, когда мы умрем, они будут сидеть за этим столом после нас.

Илья Аронович Забежинский

[Tiffany 81 865]

Следующая остановка -  ДЕКАБРЬ...

[galka68 37 360]

Я зашла на его страницу в ФБ .... даже как-то опешила ... а собиралась спать

[Natushkad 18 736]

Не спится, читаю... И столько воспоминаний навеял этот рассказ...

[Ivatania 3 788]

1 час назад, Tiffany сказал(а):

Интересно, что должно случиться, чтобы мы снова начали подавать суп в супнице? Дети наши, еще более торопливые, чем мы, точно не станут. Может быть, внуки?

 Я помню супницу. Домом у нас заправляла бабушка. Обедали мы вечером, часов в шесть, когда взрослые приходили с работы. Когда хозяйкой стала работающая мама, поздние обеды прекратились. Жизнь меняется или мы меняемся под жизнь, это не грустно, так должно быть. 
а супницей я пользуюсь и сейчас. Нет, я не кормлю гостей супом))) я подаю в ней шашлык или гриль. Это красиво. Это очень удобно. Она долго хранит тепло. И пищи тоже...

[Tiffany 81 865]

С первым днём зимы, друзья!

[Tiffany 81 865]

Ночью прошел дождик, а с утра светит солнышко, ветра нет. Небольшой плюс.

По народному календарю 1 декабря — день-зимоуказатель. Утро этого дня указывает погоду декабря; по дневной погоде судили о том, каким январь будет, а вечерняя позволяла сделать выводы о грядущем феврале. Если денёк погожий стоит, то и весны стоит ожидать ранней, теплой.

По тому, что вижу, декабрь будет тёплым и солнечным, январь- тоже, а весна - ранней. Осталось вечера дождаться и будет всё ясно с февралём. Жаль, что у нас на берегу моря народные прогнозы редко сбываются.

[Улетевшая По 2 754]

Юлия, здравствуйте! Покажите Вашу (или несколько) супницу! Расскажите о своей! Точно имеете и точно - любите! Делитесь! 

У меня она в большом фарфоровой богемском наборе, от бабушки. Люблю сил нет, но суп не подаю в ней - на ужин обычно не едят суп... Главное причина любви - воспоминания о бабушке, которую обожаю и скучаю. Я помогала ей готовить и накрывать на её дни Рождения, а супница была прекрасным центром композиции. 

[Tiffany 81 865]

2 часа назад, Улетевшая По сказал(а):

Юлия, здравствуйте! Покажите Вашу (или несколько) супницу! Расскажите о своей! Точно имеете и точно - любите! Делитесь! 

У меня она в большом фарфоровой богемском наборе, от бабушки. Люблю сил нет, но суп не подаю в ней - на ужин обычно не едят суп... Главное причина любви - воспоминания о бабушке, которую обожаю и скучаю. Я помогала ей готовить и накрывать на её дни Рождения, а супница была прекрасным центром композиции. 

Посуды у нас в семье много и разной, в последнее время раздаю её девочкам и внукам. Много уехало на Канары ( когда машины перегоняли ), им там тоже пришлось свой быт с нуля налаживать, сначала Ирише, потом Алиске. Леночке часть отдала. Посуда немецкая, чешская, английская. Супница была из немецкого сервиза от Kahla. Но она  не так давно ушла в мир иной, после того как откололи ручку, а посуду с дефектами я дома не держу. У меня такая посуда с луковым узором есть и немецкая, и чешская( богемская). Когда-то давно была на фарфоровом заводе в Саксонии, это знаменитый Мейсенский фарфор. Там и узнала об этом узоре. Использовать его начали примерно в  в 1740 году и пользуются до наших дней. Узор состоит из стилизованных растительных мотивов. Центральным элементом является цветок астры с бутоном на стебельке и пионы, вьющиеся вокруг стебля бамбука. По кайме посуды - композиция с персиками и гранатами. Гранат, в то время незнакомый европейскому глазу и стал причиной возникновения названия для этого узора. Решили, что это лук.  Забыли про какой-то незнакомый гранат и стали рисовать в узоре стилизованную луковку.

 Типа такой супница была.

В моем немецком сервизе ( ему более 40 лет ) много предметов, разной формы и размеров блюда ( только овальных 3 размера), тарелки, соусники, маслёнки, солонки-перечницы и пр. В чешском тоже куча всего. Вообще люблю красивую посуду. В Лондоне покупала винтажную посуду( для души ).По наследству тоже доставалась красивая посуда. Хорошо, что есть кому всё это передать, себе одной много уже не надо.

[Борисовна 51 284]

Не могу промолчать про супницы, у меня их 2 и 2 у мамули, они всегда были в ходу и всегда не по назначению Папа был охотником и в супнице подавали тушеную дичь( утки, гуси, сайгаки) в огромных количествах и с восхитительным соусом. Мамуля всегда подает в супнице манты и пельмени, они не остывают в ней быстро, а я не только под манты и хинкали их использовала, но и под чебуреки и беляши, пока была большая семья, по воскресеньям я пекла и все собирались на чай. А сдобные булочки в супнице долго не черствеют 

[Galiy 10 041]

5 часов назад, Tiffany сказал(а):

Вообще люблю красивую посуду. В Лондоне покупала винтажную посуду( для души ).По наследству тоже доставалась

Очень все нравиться. Удивительно. Разная жизнь и разные возможности. Люблю ломоносовский фарфор. Но может быть от того, что другое не видела.

[Tiffany 81 865]

15 минут назад, Galiy сказал(а):

Очень все нравиться. Удивительно. Разная жизнь и разные возможности. Люблю ломоносовский фарфор. Но может быть от того, что другое не видела.

Ломоносовский фарфор очень качественный. Мне нравится кобальтовая сетка. У меня есть набор кофейных чашечек их производства из костяного фарфора, подарил папа. Им 50 лет, я из берегу.

Изменено 1 декабря, 2020 пользователем Tiffany

[Galiy 10 041]

3 минуты назад, Tiffany сказал(а):

Ломоносовский фарфор очень качественный. Мне нравится кобальтовая сетка. У меня есть набор кофейных чашечек из производства из костяного фарфора, подарил папа. Им 50 лет, я из берегу.

Юля сетка очень нравится. Но у меня ее нет. И коллекция ломоносовского фарфора на даче. В том числе и костяные чашки.

[Ivatania 3 788]

Про любимую посуду. Конечно, здорово, что хоть что—то уже отдала. А это мой  кофейный сервиз. Он мой ровесник. Привез дядюшка на мое рождение. Этот фарфор прозрачный. А если заглянуть на просвет внутрь чашечек, то там головка японки с национальной прической. Снаружи не рисунок, а изящная лепка. Видела в 90—е такой сервиз бирюзового цвета, только чайный в комиссионке. Но времена были трудные, даже подумать не могла о покупке.

Конечно, из него кофе по утрам не попить—в руки взять страшно. А вот ломоносовский фарфор другое дело. Достаю его всегда, когда ко мне приходят гости. Девушки из нашего Зеленоградского теремка тоже из него чай пьют на наших встречах. С этим фарфором у меня целая история. Купила нечаянно. Гуляла утром с ребёнком  до молочной кухни и зашла в только что открывшийся магазин. На следующее утро там уже была небольшая очередь за остатками от разбившихся сервизов. От моего я увидела два фрагмента. Чашки с блюдцами и десертные тарелочки. Чашки я купила, а тарелочки 4шт. достались тетеньке прямо передо мной—подарок подруге. Уступить мне она их не захотела, даже за деньги—понравились. И вот прошло почти сто лет и я решила попытаться дополнить сервиз, семья была большая и чашек все равно не хватало. И нашла на авито в Питере. Теперь у меня сервиз на 12 персон))) никогда бы не подумала, что так можно. Ведь когда начинала искать, то на сайте ЛФЗ увидела, что он находиться в списке рисунков уже снятых с производства. 

[Ninulia 25 976]

А у меня Канаковский столовый сервиз с супницей. Он от 45-50 годов прошлого столетия. Мне подарила его подруга на день рождения, а ей достался еще от мамы ее. У них он много лет был целым и здоровым, а у меня попал под раздачу- писала об этом в 13 г . Полки обломились. Сколько тогда погибло всего! А этот сервиз стоял в самом низу серванта и сохранился лучше других! Пострадала одна тарелка вроде. он такой красивый! С голубыми астрами... а может хризантемами

[Улетевшая По 2 754]

Как приятно видеть столько влюблённых в красоту женщин! Пусть нашим близким всегда будет в радость попасть за стол, нарядно сервированный ради тёплой встречи любимых людей! И спасибо всем за рассказы, рецепты! Хозяйке Дневника особенно!!! 🥰🥰🥰 

[дочь Федора 2 422]

Доброго дня. Юлечка,нужна помощь. Мне пришли семена сортов  Weishicht"s Urranian, Indiana Heirloom, Demit de Rosoy . Не могу найти про них информацию. Если знаешь,расскажи,пож-та,или ткни,где почитать.

[CUCSA 8 327]

3 минуты назад, дочь Федора сказал(а):

Доброго дня. Юлечка,нужна помощь. Мне пришли семена сортов  Weishicht"s Urranian, Indiana Heirloom, Demit de Rosoy . Не могу найти про них информацию. Если знаешь,расскажи,пож-та,или ткни,где почитать.

Демит де Розой ( Demit de Rosoy)

Семейный сорт, садовников из семьи Демит де Розой. Индет. В ОГ 150 см. Среднеспелый. Плоды весом 250 гр. Мясистая плотная мякоть  с отличным вкусом и ароматом! Растение с очень большим развитием.

[Tiffany 81 865]

1 час назад, дочь Федора сказал(а):

Доброго дня. Юлечка,нужна помощь. Мне пришли семена сортов  Weishicht"s Urranian, Indiana Heirloom, Demit de Rosoy . Не могу найти про них информацию. Если знаешь,расскажи,пож-та,или ткни,где почитать.

Добрый день, Ольга! Про Demit de Rosoy Ларочка уже написала. Теперь про 2 других.

 Weishicht"s Urranian  Название написано неправильно. Сорт называется  Weisnicht's Ukrainian ( Украинский Вайснихт). Weisnicht означает «ничего не знаю или не знаю» на немецком языке.  Это- индетерминантный, среднеспелый высокоурожайный сорт. Лист картофельный ( это правильный ). У Татьяны Кушнарёвой встречалось в описании, что может быть и с простым листом. Плоды крупные, плоско- округлые скорее розового, чем красного цвета, слегка складчатые на плечиках, очень мясистые и ароматные. Вкус сладкий, богатый и сложный с восхитительными кислыми нотками.  Помидор с историей. В 2012 году нашла о нем информацию на tomatoville.

«Семена мне дала женщина из Миннесоты. Она получила семена от друга, который принес ей помидор, а затем сохранил семена этого помидора. Он не помнил имени, но помнил, что ему подарил два растения пожилой джентльмен, у которого он был в семье много лет после иммиграции из Украины, семя хранилось в их семье 120 или более лет. Это было десять лет назад. Она указала, что одно из растений погибло от какого-то существа, а на другое упала ветка дерева, которая сломала ее так, что на ней осталось только два помидора. По ее описанию, он был большим, скорее розовым, чем красным, с ребрами, большим количеством семян, очень мясистым, сладким и ароматным, но не водянистым.»

Специалисты обсуждали достоверность этой истории и разошлись во мнениях. И про цвет плода, чтобы точно понять какого он цвета надо посмотреть на эпидермис. Желтый эпидермис дает красный, а прозрачный эпидермис дает розовый цвет. Бывает, что точно не можешь сказать какой цвет, он сложный.

Indiana Heirloom — это индетерминантный позднеспелый сорт. Семейная реликвия из Индианы.  В Ежегоднике Seed Savers упоминается в1998 году. Лист картофельный. С крупными розовыми, плоско- округлыми, слегка присборенными плодами. Плоды мясистые ,сладкие и вкусные.

 

 

 

 

[дочь Федора 2 422]

Спасибо большое Юля и Лариса. Все очень подробно и фото замечательные. И с названием разобрались,а то я в поисковик забиваю,мне что попало выдает. Скопировала в свое описание сортов. Теперь точно буду знать,что 2 из них включу в список посадок.

[Tiffany 81 865]

Сегодня под утро, тихо ушла на Радугу моя крошка Фанни...остановилось её верное, бесстрашное и любящее сердечко...

почти 18 лет ты дарила нам радость, ты помогала пережить трудные моменты и этот Новый год я собиралась встречать вместе с тобой...

ушла туда, где нет болезней,  где можно лапкой потрогать звёзды, побегать по травке, порезвится, где всегда поют птички...

я знаю моя крошка, что в назначенный час ты вместе с Джекки, Жанетт и Максом будешь ждать меня на мостике у Радуги...

  

ты навсегда в моем сердце, в моей душе, в моих мыслях моя нежная девочка!

У меня нет слёз плакать...и я не знаю, как сообщить девочкам и внукам...

R.I.P.